— Потому что я – палач! – это было последнее, что она услышала, и последнее, что она видела было море, манящее своей чёрно-синее матовой глубиной…
Ева оторвала взгляд от картины и посмотрела на внимательно наблюдавшего за ней всё это время мужчину.
— Она – палач? – спросила она с сомнением.
— Кто? – он нерешительно топтался рядом с кроватью, сомневаясь можно ли ему присесть рядом с Евой.
— Клара, — Ева подвинулась, давая понять, что сесть можно.
— Палач? – снова переспросил Альберт Борисович, присаживаясь на самый краешек.
— Она сказала, что она палач, — кивнула, скорее подтверждая собственные воспоминания, чем давая ответ на его вопрос.
— Подожди, — он снова подскочил и в несколько шагов оказавшись у прикроватной тумбочки, извлёк оттуда сложенный листок и протянул его Еве. — Я узнал её почерк.
«Анна Алексеевна Гард—Иконникова» — увидела Ева знакомую записку.
— Но я должна была отдать её Черному Ангелу, — удивилась Ева.
— Она осталась у тебя, то есть у Анны в руке, когда я её нашёл. И я всегда подозревал, что Клара как-то в этом замешана, но понятия не имел как.
— Мне показалось, или она была к Вам раньше неравнодушна? – спросила Ева.
Альберт Борисович скромно потупился.
— Да, наверно. Но это было так давно! Я всегда любил только одну женщину, — он преданно поднял на неё глаза, — Тебя!
И тут же снова их опустил.
— Простите, Ева! Анну. Я имел в виду Анну.
— Я понимаю, — вздохнула Ева. — Вы специально пригласили сегодня Клариссу?
— Да, я понимаю, что, наверно, не должен был. И сильно рисковал. Но другого шанса узнать правду у нас, возможно, уже не будет. Кларисса уже давно не на службе, и я надеялся, что она расскажет мне что знает, увидев тебя. Но вижу, ты тоже многое вспомнила?
— Немногое, — пожала плечами Ева. — Только то, что она палач и именно она привела в исполнение приговор, вынесенный Советом.
— Советом? – ахнул Альберт Борисович и осел на кровать. — Господи, Анна, до чего ты докопалась, что тобой заинтересовался Совет? Я же говорил тебе, не лезь ты в эту древнегреческую историю! С ней что-то связывает алисангов, что-то, чего нам не положено знать! Но ты разве меня послушалась?
— Альберт Борисович, — посмотрела на него Ева умоляюще. — Я ничего не помню, кроме того, что меня разлучили с телом теми же Неразлучниками, что сейчас собрали, но мне кажется, Вы должны во что бы то ни стало убедить Клару, что я не Анна. Что я просто на неё похожа, что я её генетический двойник. Мне кажется, она опасна.
— Нет, Ева, нет! Если именно она была палачом, то по приказу Совета должна была убить Анну окончательно и бесповоротно, а она, можно сказать, дала нам шанс. А раз это именно она нам его дала, то имеет право знать правду.
— А откуда эта старая карга, мадам Ямпольская знает Франкина? – спросила Ева.
— Кого? – не понял Альберт Борисович.
— Мужа Клары? Психиатра?
— Это же граф Тоггенбургский, тот самый за которого она сосватала Анну и хотела выдать замуж. И до сих пор даже мёртвой дочери не простила того, что она ослушалась мать.
— Его фамилия Ранк, — уточнила Ева, и пожала плечами. — Так странно, что я знакома с их сыном, Феликсом. Мы познакомились, когда я даже понятия не имела, что существуют какие-то алисанги.
— Да, в этой истории всё странно, — согласился Альберт Борисович и встал. — может быть когда-нибудь вам удастся докопаться до истины.
— Нам? – удивилась Ева. — А Вы разве не хотите знать за что убили Вашу жену?
— Нет, — сказал он, качая головой. — Именно это стремление к правде её и убило. Я ничего не хочу знать! Я хочу её вернуть и просто прожить с ней столько, сколько мне ещё отпущено. И всё! Правда, ложь, поиски истины также, как и поиски справедливости – всё это ничто, если я имею возможность видеть её как сейчас. Ничто не имеет значения в этом мире, кроме любви. Когда-нибудь, я надеюсь, Ева, Вы меня обязательно поймёте.
Он посмотрел на неё и грустно улыбнулся.
— А сейчас, простите меня, я должен идти. Гости должны быть под присмотром.
Он вышел, и Ева слышала, как по пустому залу гулко звучат его шаги.
«Я понимаю! — сказала она то, что не смогла произнести вслух, его удаляющейся спине, — Очень хорошо понимаю!»
Глава 29. Один день вдвоём
Феликс спустился в зал, надеясь, увидеть кого-то из своих новых друзей. Но в нарядно украшенном к Новому Году и многолюдном зале никого из знакомых он так и не увидел. Даже Еву, хотя она обязательно должна быть где-то здесь. Он уже дошёл до ёлки, когда до него дошло, что именно та черноволосая красивая женщина, что встречала их на входе и была Ева. Он увидел, как словно грозовая туча нависла над ней его мачеха, и хотел было вернуться, чтобы узнать в чём дело, но вроде всё обошлось.
Где же Эмма? А Арсений с Изабеллой? А Дэн с Викторией? Последнее из имён вызвало у него самые приятные воспоминания, и он невольно улыбнулся. Его и Вики теперь связывал один чудесный зимний день, проведённый вдвоём.
Из-за странного поступка Изабеллы выходные, которые хотели провести все вместе на загородной базе, сорвались. Феликс уже договорился, и даже внёс залог, причём в такой сумме, что хозяин, с которым Феликс был знаком лично, согласился закрыть турбазу на эти выходные на спецобслуживание, чтобы там могла повеселиться исключительно их компания и никого больше. В результате турбаза была заказана, отплачена, но пустовала. Феликс хотел притащить туда какую-нибудь девицу, но для этого её нужно было заранее найти, с вечера пятницы предупредить, и с утра в субботу посадить на самолёт. Ей предстояло три часа лететь, а потом ещё ехать часов пять по просёлочным дорогам.
Был вечер субботы, а ни одной девушки, с которой он мог бы его провести даже в планах не было, пока Ева не напомнила ему про Вики. К счастью, последствия Евиных поступков, удалось худо-бедно предотвратить, оставив её тело в надёжных руках Эммы. И он даже обрадовался, что, наплевав на деньги, бронь базы отдыха не отменил.
Почему он был уверен, что Виктория не откажется? Он не думал над этим – просто знал. Ощущал каким-то неуловимым чутьём её интерес, и самое поразительное, что она тоже была ему интересна. Интересна настолько, что лёжа рядом с ней в бассейне с горячей термальной водой и глядя на далёкие звёзды в бездонном тёмном небе, он спросил:
— Ты бы хотела жить на одной из этих звёзд? — и хотел добавить «Со мной?», но не стал.
— Да, если бы там была горячая вода и сугробы снега вокруг, как здесь, — улыбнулась Виктория.
— Одна? Среди снега и космической пустоты? – это был наводящий вопрос.
— Я уже никогда не буду одна, — снова улыбнулась она блаженно. — Я беременна, и это лучшее, что случилось со мной в этой жизни.
Он был не готов к такой откровенности и такому повороту, и даже не знал, что ей на это ответить.
— Чего молчишь? – спросила она, когда он так и не нашёлся что сказать.
— Удивляюсь, насколько стать матерью для вас важно, — ответил Феликс, продолжая рассматривать мерцающие в небе галактики.
— Удивляюсь, что ты не спрашиваешь, кто его отец, — хмыкнула Виктория.
— И кто же? – не стал её расстраивать Феликс своей незаинтересованностью. Ещё секунду назад ему было это неинтересно, просто неприятное чувство чего ускользающего из его рук. Но сейчас он уже знал ответ.
— Это ребёнок Дэна, — ответила Виктория с такой гордостью, что Феликсу захотелось вылезти из этой большой кафельной ванны с прозрачной водой и уйти. Ещё одна девушка, которая ему, кажется, нравится, и снова дорогу ему переходит вездесущий Дэн Майер.
— Как же ты перемещаешься, если беременна? – он повернулся, стараясь смотреть на её мерно колышущиеся в воде белые волосы, похожие на водоросли, а не на её ещё совсем плоский живот, подчёркнутый тонкой полоской бикини.
— Неужели ни одна девушка до сих пор не забеременела от такого красавчика как ты? – ответила она вопросом на вопрос, и сочувствие в её глазах было хуже недавней гордости.