— Не удивительно, что Феликс так замкнут и так одинок. — Дэн поднялся с мягкого кресла, в котором всё это время сидел. — Если бы у меня была мать — палач, я бы, наверно, повесился.

— Зато они у него были. Отец и мать, — Эмма тоже встала. — Нас там, наверно, уже потеряли.

— Ты знаешь, о Франкине как об отце я что-то тоже не очень высокого мнения, — поделился с ней Дэн.

— Я не могу судить. Он был моим отцом, которого у меня никогда не было.

Глава 32. Часовня

— Лия, не знаю, как ты, а я считаю, что к Новому Году твоё дерево нужно украсить, — сказала Беата, заходя в зал с ворохом блестящей мишуры.

— Я не возражаю, — спокойно ответило Дерево.

— А мне кажется, эта мишура слишком грубая, и Дерево нужно украсить тонким «дождиком», тогда оно будет смотреться нарядно, но изысканно, — сказала Агата, входя следом за Беатой и неся в подтверждение своих намерений две скромных плоских упаковки с «дождём».

— О, Боги Всемогущие! – воскликнула Беата, которая пыталась по-хозяйски водрузить кучу мишуры на стеклянный куб как на стол.

— Что случилось? – кинулась к ней Агата и тоже застыла над стеклом.

— Что произошло, Лия? – со смешанным чувством удивления и ужаса на лице, обратилась девушка к Дереву.

— Виктория сделала свой выбор, и Боги его подтвердили, — сказала Лия всё так же спокойно.

— Но это хорошо или плохо? – не унималась Беата. — Ты говоришь об этом так, словно ничего важного не произошло. Но шары сдвинулись, и теперь здесь горит эта странная фигура. Это же что-то значит?

— Что вы разгалделись! — присоединилась к их внутреннему диалогу Вилла, которая была старше обеих девчонок лет на десять, а вела себя с ними как будто она мать-настоятельница. — Я слышала ваш визг даже в коридоре.

— Странно, что ты не слышишь его всё время, — заметила Агата рассудительно. — Ведь всё это происходит у тебя в голове.

— Да, и временами я жалею, что позволила себя в это втянуть, — не сдавалась Вилла. — О, Боги Всемогущие!

Она добавила это, прошептав одними губами, но обе девушки не сговариваясь, схватились за уши.

— Что ж ты так орёшь? – возмутилась Агата.

— И давно они так стоят? – не обратила на неё внимания Вилла, обходя Дерево с другой стороны.

— Трудно сказать, но судя по тому, что солнце в зените, пару часов, — ответила Лия, словно посмотрев на стеклянный купол над своей кроной.

— Ну, всё, закончилась наша весёлая жизнь, — приуныла Агата. — Теперь снова целыми днями тут будут топтаться любопытствующие. Ни попеть, ни поговорить.

— Не переживай, это ненадолго, — сочувственно погладила её по плечу Беата.

— А что это значит? – во второй раз прозвучал тот же вопрос, но теперь уже его задала Вилла.

— Это, Виллка, значит, что скоро у нас будет новая Пророчица, — ответила вместо Дерева Беата.

— Но, Лия, ведь тогда ты умрёшь? – осторожно спросила Вилла.

— Я не знаю. И я не уверена, что она справится, — ответило Дерево задумчиво, но тут же весело добавила. — Но вы вроде собирались меня украшать?

— Да, — ответила за всех Агата. — Вилл, скажи, ведь дождиком получиться красивее, правда?

— Давай дождиком, давай! Я же не против, — закатила глаза Беата. — Как думаете, это стекло выдержит, если я на него встану.

— Да лезь ты уже, — подтолкнула её Агата. — Я буду тебе подавать!

— Лия, скажи, а эти Боги в своих шарах что-нибудь видят? – спросила Беата, перекидывая через ветку очередную длинную блестящую полоску, и не дождавшись ответа, продолжила: — Просто, знаешь, мне под юбку сто лет уже никто не заглядывал. А если быть точнее, то и вообще никогда никто не заглядывал, и мне как-то неловко, что я стою тут на раскоряку, а они там снизу, прямо подо мной.

Вилла смеялась так, что повалилась на пол, прямо на ворох мишуры, а сверху на неё навалилась Агата, тоже давясь со смеху. Дерево всхлипывало, словно прослезилось. И только Беата хихикала тихонечко, словно не она вызвала всё это веселье.

Вытирая слёзы, Агата поднялась, чтобы подать ей очередную «дождину», но Беата уже спрыгнула.

— Вот сейчас услышит вас Заира, — сказала она. — И надолго отобьёт охоту смеяться.

При упоминании самой старшей из Лысых сестёр, все невольно успокоились. Заира была провинившимся Чёрным Ангелом, Ангелом Смерти, собиравшим души умерших. И толи в Чёрные Ангелы умышленно отбирали нелюдимых девушек, толи такая работа оставила на ней неизгладимый отпечаток, но Заира была строгой и молчаливой. Когда-то её звали Мелина, и она не вернула в Замок Кер душу, которая так и не нашлась за сто с лишним лет. Это было всё, что она им рассказала, и никто не посмел расспрашивать подробнее. Ей было не больше тридцати, как и Серому Ангелу Вилле, которую когда-то звали Вивианна.

Серые Ангелы проводят инициацию, перепроверяют нуждается ли юный алисанг в Даре Богов, то есть в Душе, или рождён во взаимной любви и «чужая» душа ему не нужна. Они же пробуждают Душу во время инициации, называя её истинное имя. И только после Пробуждения в организме начинают происходить изменения, которым  обязаны алисанги своими необычными способностями.

Что сделала Вивианна, не знала даже она сама. Просто нарушила последовательность проведения экзамена на соответствие способностей генерации, как называли Пробуждение во всех официальных документах. Но, как она помнила, в тот день просто было очень много «призывников», и она запуталась сначала первый выход, а потом Душу или наоборот. К каким таким страшным последствиям для детей это могло привести, ей не поясняли, но сто лет в Лысых Сестрах – такое наказание казалось ей просто чудовищно несправедливым. И она была обижена из-за этого на весь мир, выражая свою обиду постоянным недовольством, раздражением и дурным расположением духа.

Вот и сейчас она поджала губы на неравномерно и неаккуратно развешаные полоски «дождя», как ей казалось, хотя предложение принести стремянку и перевесить как ей нравится, поступившее от Агаты, гордо проигнорировала.

 Беата с Агатой как-то, устав от её фырканья, сплетничали, что, наверное, она не нечаянно запуталась на инициации, а намеренно сделала так, как ей было удобно или хотелось, или просто из вредности. Агата и вообще сильно жалела, что ей пришлось рассказать всем другим сёстрам, кроме Беаты, о своём секрете. Но раз Лия так сказала, значит, так действительно было надо, и Агата смирилась.

А неутомимая и неунывающая Беата уже сама принесла стремянку и ящик с красными стеклянными шарами. К счастью, ворча, что все шары одного цвета, Вилла, поджав губы, ушла, и Беата снова забралась к поднебесью, развешивая как на нитках всё на том же «дожде» шары, которые ей подавала Агата.

Когда работа была почти закончена, и они уже уносили оставшийся мусор, в Зал пришла Заира. За столько лет она разучилась здороваться, и даже кивать головой и вообще открывать рот, а на звук, появившийся у неё в голове в виде озвучивающей их диалоги Лулу, всегда реагировала болезненным выражением лица. Она посмотрела на сиявшее алыми шарами и блестевшее мишурой Дерево, и вдруг улыбнулась.

— Там, где я родилась, на праздниках признают только один цвет – красный, — сказала она, и снова вышла.

— Ну, я так понимаю, это значит, что мы молодцы? – недоверчиво посмотрела на Агату Беата.

— Я думаю, определённо молодцы, раз она даже улыбнулась, — подтвердила Агата.

— Отлично! Значит, мы заслужили полдник! Плюшку или пироженку.

— Я бы не отказалась! – поддержала её Агата, помогая вынести так и не пригодившуюся мишуру.

Они уже почти дошли до столовой, когда их остановила в коридоре Заира.

— Можно мне немного ваших украшений, — она вроде попросила, но тоном, не терпящим отказа.

— Да, конечно! — добродушно протянула ей весь ворох Беата. – Что ты хочешь украсить? Мы можем помочь.

Заира замерла в растерянности.

— Свою комнату, — ответила она, когда у Беаты уже устали руки протягивать ей мишуру, и она снова прижала её к себе. — Только она в другом коридоре.